Проблемы высшей школы сегодня волнуют многих и находятся в эпицентре общественного сознания. Будущее страны и достойная жизнь граждан во многом зависит от того, каким будет высшее образование. Известно, что с самого начала своего зарождения высшая школа выступала как инновационный проект, направленный в будущее. Именно в стенах университетов и академий складывались прогрессивные идеи и стандарты, обеспечившие динамичный рост развитых стран. Между тем, на рубеже двух последних веков явно обозначился спад инновационной роли университетов [1]. Невиданная массовизация высшего образования, утрата универсальности подготовки привели к тому, что сегодня высшая школа превращается в очередную сервисную структуру на рынке образовательных услуг [2, 3].
По мнению ученых и мыслителей, кризис высшего образования есть отражение нарастающего системного кризиса современной цивилизации с ее потребительски-расточительным, утилитарным отношением к культуре и образованию в целом. На наш взгляд, основные угрозы высшей школе исходят из попыток навязать ей одномерные стандарты, упрощенные подходы к оценке своей идентичности и роли в современном мире, переполненном неоднозначностью и неопределенностью [4].
Именно в этом непредсказуемом мире от высшей школы требуется реализации ее прогностической функции и инновационного потенциала. В литературе существуют различные определения категории «инновационный потенциал». Одним из определений, содержащий на наш взгляд наиболее широкий смысл данного понятия, является трактовка инновационного потенциала как способности системы к реализации возможностей развития на основе инноваций. При этом эффективное использование инновационного потенциала делает возможным переход от скрытой возможности к явной реальности, то есть из одного состояния в другое (а именно, от традиционного к новому). Следовательно, инновационный потенциал – это своего рода характеристика способности системы к изменению, улучшению, прогрессу, способность генерировать и реализовывать возможности развития [5].
Рассматривая высшую школу как социокультурный институт, мы полагаем, что ее инновационный потенциал заключается в способности предложить обществу перспективный цивилизационный проект, отвечающий задаче жизнеспособного развития социума и культуры в целом. И в этом смысле инновационный потенциал высшего образования составляет своеобразный геном самовоспроизводства культуры.
Обеспечение инновационного процесса в высшей школе требует понимания его как многомерного и многослойного культурного феномена. Этот процесс не может быть описан и определен в рамках одномерных схем, парадигм и концептов, пусть даже самых передовых и эвристичных. Опыт истории и научных исследований показывает, что высшая школа как инновационная структура развивалась в сочетании различных социокультурных измерений, которые в своей совокупности обеспечивали расширенный диапазон возможностей инновационной деятельности (что и отличало всегда высшую школу от средней и средне- специальной).
Богатая многовековая история высшей школы свидетельствует о том, что ее устойчивый инновационный потенциал поддерживается за счет одновременного сочетания и переплетения в ее конструкции различных измерений ее культурной идентичности (социоцентическое, теоцентрическое, антропоцентрическое, профессиоцентрическое, сциентистское, идеологическое, экономическое) [6]. Причем ведущую роль в этой конструкции играет личностное измерение образовательной и научной деятельности [7].
Концепция образовательных измерений позволяет достаточно точно подходить к пониманию той сложной ситуации, в которой оказалась высшая школа в нашей стране [6]. Эта кризисная по своей сути ситуация обусловлена социокультурным переворотом в образовательной сфере, совершенным в постсоветский период, когда в короткий срок произошла замена разноименных полюсов-измерений вузовского процесса (с идеологического на экономическое) при ослаблении и даже отсечении других важных ориентаций (социоцентрической, сциентистской и др.).
Вызванный таким резким перепадом напряжений социокультурной доминанты институциональный вакуум привел к выбросу деструктивной энергии, имевшей разрушительные последствия в сфере высшего образования, отбросив страну на периферию цивилизационной шкалы развития в этой сфере. Как итог сегодня мы имеем дело с монополией экономического измерения в образовании, которое устанавливает сугубо коммерческие механизмы и законы функционирования высшего образования. Двигаясь по этим законам, высшая школа неуклонно превращается в некий образовательный супермаркет на рынке образовательных услуг и инновационных разработок.
Особенно явно эта тенденция проявилась на рубеже последних веков, когда экономическое измерение фактически вытеснило другие походы к построению образования, как в нашей стране, так и в ведущих западных странах [1, 8].
Парадокс высшего образования сегодня заключается в том, что вследствие его коммерциализации и массовизации теперь не выпускники школ борются за вузы, а наоборот, притом, что вузы посредством ЕГЭ фактически лишены возможности отбора. Такой институциональный вывих есть логическое следствие навязанных высшей школе противоестественных её назначению правил игры в примитивного поставщика «образовательных услуг» и «научных работ», самостоятельно выживающего на мифическом рынке «образовательных предложений» и «инновационных разработок». Однобокий формат услуг девальвирует ценность высшей школы до уровня временного пристанища молодых людей, невостребованных в полной мере культурой и обществом. В этом пристанище человек не развивается как личность, поскольку услуги не могут формировать, а могут лишь удовлетворять тех, кто их потребляет без критического осмысления и интеллектуального напряжения.
Психологически весь драматизм такой псевдо-образовательной ситуации состоит в том, что возрастная логика в студенческие годы жизни требует интенсивной и напряженной умственной деятельности, а обучение в формате услуги перестает быть трудным, перестает нагружать. В результате за время обучения в вузе у молодых людей образуется необратимый пробел в развитии, впоследствии практически невосполнимый. Человек теряет шанс полноценного развития не только в профессиональном, но и в умственном, личностном плане. Происходит деинтеллектуализация, оглупление молодежи и общества в целом [6].
В части научных работ в настоящий период кризисные явления в высшей школе и у нас, и за рубежом проявляются в преимущественном развитии прикладных исследований в ущерб фундаментальным. Негосударственными структурами фактически не финансируются фундаментальные исследования, тем самым вузы вынуждены ориентироваться на работы, дающие быстрый результат – прикладные исследования и разработки. Это, в свою очередь, оборачивается хронической задержкой в генерации новых знаний вузовской наукой и, в конечном счете, утратой ею роли инновационного фактора развития общества.
Кризис высшей школы на современном этапе есть логичное следствие монополии экономического измерения вузовской практики, ломающей универсальность культурной конструкции высшей школы (нацеленной исторически на вечные ценности) в угоду текущим требованиям рынка. Ориентируясь на рыночные ценности, высшая школа перестает открывать высоты научного познания, звать к совершенству, способствовать внутреннему нравственному росту. Образование и знание, превратившись в товар, утрачивают свою сакральную, вневременную сущность, становясь предметами потребления в структурах, называющихся сегодня университетами, академиями и пр. Как итог мы имеем кризис высшей школы, который охватил не только нашу страну, но и западный мир в целом, где его признаки проявились несколько раньше в силу закономерного утверждения доминанты экономического измерения в традициях западного капитализма [8].
Выход из данной ситуации видится в цивилизационной реконструкции высшей школы на основе расширения ее поликультурного статуса и развития ее основных социокультурных измерений с опорой на личностное начало образовательного и научного процессов.