Четвертый тип политико-правового статуса представлен теми землями, из которых была создана сеть вассальных княжений – Полоцкого, Ростовского, Белозерского – возглавлявшихся скандинавскими династами. Основателями варяжских княжеств были предприимчивые скандинавские ярлы и простые дружинники, пришедшие в русские земли либо самостоятельно, либо с Рюриком, либо позднее по приглашению Великих князей киевских.
Согласно Повести временных лет, в середине IX в. варяжские ярлы пытались завоевать Северную Русь и временно добились поставленной цели, принудив славян и финнов выплачивать дань; однако безудержная эксплуатация в совокупности с отсутствием всякой поддержки местного населения привели к свержению их владычества.
Вторая волна варяжских авантюристов пришла вместе с Рюриком. Лаврентьевская летопись описывает это знаменательное событие лаконично, но четко: «раздая мужемъ своимъ грады: овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Белоозеро» [72, с. 20]. Рюрик, следовательно, решился на создание сети варяжских княжеств на подвластных ему землях. «Мужи» получали «грады» и становились вассалами Великого князя, который, отблагодарив их за поддержание своего престола, все же не терял верховную власть над ними, продолжая оставаться верховным сюзереном.
Лаврентьевская летопись указывает только на три города – Полоцк, Ростов и Белоозеро – видимо, в качестве важнейших уделов. Полоцк, в самом деле, вплоть до конца Х в., управлялся варяжской династией. Рогволод потерял власть и жизнь лишь в 980 г. Ростов, судя по всему, перестал управляться варяжской династией довольно поздно – около 988 г. – когда туда был назначен князем один из сыновей Владимира Святославича. Княжества Полоцкое и Ростовское являлись наиболее устойчивыми варяжскими владениями на Руси. Что касается Белоозера, то летописец не оставил никаких известий о судьбе обосновавшегося там Рюрикова сподвижника и его потомков.
Лаврентьевский летописец ничего не говорит о других городах, пожалованных «мужам» Рюрика. Но они, несомненно, были. Свидетельства Тверской и Никаноровской летописей – достойные тому доказательства; согласно им, Рюрик дал кому Полоцк, кому Ростов, кому Белоозеро, но кое-что дал «и прочиимъ» [76, с. 30; 5, с. 18]. Следовательно, помимо крупных уделов, по воле Рюрика, и не без давления его сподвижников, появились и более мелкие владения.
Тем, кому доставались обширные области с известными городами, приходилось укреплять их, заботясь о своей безопасности. – Ипатьевская летопись упоминает о строительстве крепостей, она же вполне обоснованно именует пожалования Рюрика «волостями» («и раздая мужемъ своимъ волости, и городы рубити») [71, с. 14], чего нет во многих других манускриптах, в частности, в Лаврентьевской летописи [72, с. 20].
Не всем варягам, пришедшим с Рюриком, достались земли и княжества. Так, по сказанию Устюжского летописца, Аскольд и Дир не получили от Рюрика «ни града, ни села» [77, с. 20]. Следовательно, владения раздавались в разном объеме, от обширных «волостей» с крупными «градами» Ипатьевской летописи [71, с. 14] до мелких княжений и даже «сел» Устюжского свода [77, с. 20].
Кому же достались «волости» и «грады»…? Лаврентьевская и ряд иных летописей [72, с. 20; 71, с. 14; 1, с. 11; 2, с. 18] не уточняют это, ограничиваясь элементарным обобщением, что Рюрик «раздая мужемъ своимъ грады» [72, с. 20]. Никоновская летопись более объективна, сообщая, что Рюрик «раздаде грады племенемъ своимъ и мужемъ» [2, с. 9], имея в виду в первом случае родственников и близких ему людей, а во втором – всех его сподвижников. Следовательно, мерилом величины удела было родство с князем, а также знатность и влиятельность кандидата на его обладание – согласно Устюжскому своду, Аскольд и Дир не получили «ни града, ни села», поскольку были «ни племени княжа, ни боярска» [77, с. 20].
Рюрик раздавал волости не от расточительства.
Во-первых, он должен был достойным образом отблагодарить своих наиболее видных соратников за помощь в восхождении на княжеский престол.
Во-вторых, ему было необходимо укрепить свою власть, ввиду наличия врагов внутренних и внешних. Первоначально он по-настоящему мог опираться только на свою дружину и свой домен – Старую Ладогу. Чтобы чувствовать себя увереннее, надлежало иметь опору куда более надежную; Рюрик ее и создал, поскольку варяжские князья Полоцка, Ростова, Белоозера были заинтересованы в сильной центральной власти до тех пор, пока их собственная в полной мере не утвердилась. Правильность этой гипотезы доказывают ценнейшие записи Никоновской летописи за 864-867 гг. [2, с. 9]. Судя по этим уникальным данным, сначала произошло восстание Вадима, потом, на следующий год, раздача волостей, в том числе Полоцкой, после чего немедленно последовала враждебная акция Аскольда и Дира против Полоцка [2, с. 9]. Это означает, что между раздачей волостей Рюриком и нестабильностью его власти существовала причинно-следственная связь. Рюрик справедливо считал, что удельные князья будут стремиться защитить свои владения от попыток реставрации старых порядков или от посягательств Киевских правителей, и в то же время сохранять вассальную зависимость от него самого. Поэтому он предпочел разделить функции управления огромными подвластными ему землями, нежели потерять все и быть изгнанным подобно его соплеменникам около 859-862 гг. На данный момент то было важное, серьезное решение проблемы. В дальнейшем же это грозило раздроблением государства, однако, как показывает источник, ни при Рюрике, ни при Олеге, трений между центральной и местной властью, между вассалами и сюзереном, не возникали. Олег установил дань кривичам (а, следовательно, и Полоцку), и мери (а, следовательно, и Ростову) [72, с. 23-24]. И варяжские дружины, и кривичи участвовали в великокняжеском походе на Византию [72, с. 29]. Это же относится к мери, а, значит, и к главному их городу Ростову [72, с. 29], который находился в управлении какого-то варяга из Рюриковой дружины. Следовательно, княжеская власть, варяжские династы и племенные образования на северо-западе пришли к определенному компромиссу, обеспечившему всем мирное существование и разделение властных функций.
Нумизматические данные также могут объяснить намерения первых Рюриковичей и результаты их политики. К 860-870-м гг. на Волховско-Ильменском, Верхневолжском и Западно-Двинском денежных рынках относится выпадение 16 кладов и 10553 восточных монет. Между тем ядро Южной Руси – Днепро-Деснинский денежный рынок – характеризуется выпадением лишь 2 кладов и 326 восточных монет. Уже из этих цифр становятся ясны истинные возможности Северной и Южной Руси 860–870-х гг. Очевидно финансовое превосходство Северной Руси: Старая Ладога и Новгород (Волховско-Ильменский денежный рынок), Ростов и Тимерево (Верхневолжский денежный рынок) и Полоцк (Западно-Двинский денежный рынок), над Южной Русью (Днепро-Деснинский денежный рынок). Следовательно, элиты Днепро-Деснинского региона реально не могли ничего противопоставить финансовому могуществу тех сил, которые контролировали бассейны Волхова и Ильменя, Верхней Волги, Западной Двины. Вся эта статистика – ключ к пониманию вопроса, почему Рюрик, согласно летописному преданию, «сруби город над Волховом», вокняжился в Новгороде, а «мужем своим» раздавал волости и города – Полоцк, Ростов, Белоозеро. Обретение власти над этими градами было в первую очередь установлением контроля над финансовыми потоками. На средства, добытые Рюриком, его преемник – Олег Вещий – смог объединить Русь [34, с. 159-160; 51, с. 137-141].
Конец эпохи варяжских княжеств на территории Древней Руси летописи относят к началу княжения Владимира. Утвердившись в Новгороде, Владимир отправил своего дядю Добрыню [74, с. 299; 77, с. 29] в Полоцк к князю Рогволоду просить руки его дочери Рогнеды [72, с. 75]. Рогволод представил право выбора последней – гордая Рогнеда ответствовала, что не желает разуть робичича, но предпочитает Ярополка [72, с. 76]. Владимир разгневался, так же, как и влиятельный Добрыня [74, с. 299], объявил войну, тем более, что незадолго до этого Рогволод осмелился «повоевать» новгородские волости [75, с. 37-38]. Новгородский князь собрал крупную армию из варягов, которых было будто бы 70000 [5, с. 41], словен, кривичей и чуди, и обрушился на Полоцкий удел [72, с. 76]. Рогволод потерпел поражение, но избежал смерти и бежал в город. Воины Владимира приступом овладели Полоцком [74, с. 300], взяв в плен самого князя, жену и дочь его. Добрыня издевался над Рогволодом и Рогнедой, назвал ее робичицей [72, с. 76; 74, с. 300]. Потом Рогволода, его супругу и двух сыновей убили, а Рогнеду Владимир взял в жены [72, с. 76], хотя незадолго до нападения ее собирались отвезти в Киев к Ярополку [72, с. 76]. Вслед за этим Владимир овладел Киевом и убил Ярополка [72, с. 76-78].
О Рогволоде нам известно значительно больше, нежели о других варяжских династах. В Суздальской летописи сообщается, что этот государь, прибыв из-за моря, «имеяше волость свою Полтескъ», что он «держал» и «владел» и «княжил» в Полоцкой земле [74, с. 299-300]. В Лаврентьевской летописи добавлено, что кроме Рогволода, был и другой варяг, Туры, правивший в Турове [72, с. 76], а Устюжская летопись уточняет, что он находился в родстве с Рогволодом, являясь его братом [77, с. 29]. Как видно, варяжские князья были довольно самостоятельными правителями. Вся полнота власти находилась в их руках – они считались владельцами, держателями и князьями своей земли [74, с. 299]. Однако верховное право собственности принадлежало Великому князю – далеко не случайно Рогволод сохранял лояльность и даже собирался отдать дочь свою Рогнеду за Ярополка Киевского [72, с. 76]. Обязанностью подобного удельного князя являлась выплата в центр определенной денежной суммы и участие в военных предприятиях сюзерена. Он обладал правом строить крепости [71, с. 14], собирать налоги, и, судя по всему, вершить суд, хотя в источниках эта проблема освещена слабо. Следует полагать, что варяжские князья покровительствовали соплеменникам – по крайней мере, и в Полоцке и в Белоозере прослеживаются следы пребывания скандинавов по археологическим материалам [4, с. 187-189; 3, с. 21; 73, с. 74].