Одной из важнейших тенденций постмодерного социального развития является медиатизация социальности [8], в том числе медиатизация политики [7]. Медиатизация политики как термин понимается сегодня в двух аспектах [5]. С одной стороны, это проникновение так называемой «медийной логики» в политический процесс, что ведет к существенным изменениям в принципах и механизмах принятия решений, а также трансформации внутриполитической и общественной дискуссии. С другой стороны, медиа и политика сращиваются в зоне интересов, процедур и практик создания социально-релевантных политических смыслов. Ранее мы назвали этот процесс медиакратизацией, а политический режим, основанный на медиаполитическом взаимодействии и формировании медиаполитических комплексов [6; 9] – медиакратией [2].
Медиакратизация, то есть наращивание медийного и коммуникативного элементов в политическом процессе и неизбежно следующие за этим изменения в полисинге, маркетировании политических партий, принципах рекрутинга и работы политических лидеров и т.д., однако, не является линейным процессом. Наше исследование медиаполитического взаимодействия и стратегий политической коммуникации британского истэблишмента в последние десятилетия указывает на то, что медиакратизация политики нарастает и имеет все большее влияние на повседневную культуру, восприятие новостной информации, доверие СМИ и политическим лидерам, электоральную вовлеченность граждан [1]. Но при этом медиаполитическое взаимодействие может принимать разные формы – от открытой конфронтации до «свадьбы умов», когда политические смыслы транслируются неизмененными или создаются в сотрудничестве; как правило, именно эти формы и закрепляются в общественном сознании (ср. «застой», «оттепель», «эпоха гласности»).
Рамочная медиаполитическая ситуация: концепт и метод анализа
Мы, однако, считаем, что медиатизация политики приводит к еще более серьезным структурным переменам в политическом процессе и политической культуре, чем это описано в академических исследованиях по медиатизации политики в современных демократиях. Мы утверждаем, что в британской политической культуре последних пятнадцати лет рост коммуникативных стратегий и объема коммуникации оказал решающее влияние на формирование британской версии постмодерной культуры через развитие стабильных рамочных (фреймовых) медиаполитических ситуаций (РМС) – сперва в отдельных сферах (политике, экономике), а затем и в публичной сфере в целом.
Новая РМС приносит новую конфигурацию отношений между правительственными органами, органами политической коммуникации и крупнейшими медиа, а также их владельцами. Следует помнить, что рамочная ситуация, в которой коммуникация обрамляет процессы развития какой-либо отрасли или сферы, может возникнуть только тогда, когда коммуникация проникает в «стратегическое сердце» процесса принятия решений и каждое крупное решение соотносится с задачами коммуникации, стоящими перед принимающими решения инстанциями. Стабильные отношения с медиасферой (не только личные и процедурные, но и правовые, а также отношения по вектору «независимость – инструментализация») формируются осознанно и сохраняются в течение нескольких лет, подчиняя себе коммуникативный климат в медиасфере страны и формируя как «информационную оболочку» принимаемых решений, так и отношения медиа и аудитории СМИ.
Комплексное понимание рамочной коммуникативной ситуации базируется на концепциях риторической ситуации и стратегического фрейма коммуникации (фрейма правил игры). Концепт риторической ситуации был разработан более тридцати лет назад Л.Ф. Битцером и затем развит в десятках работ британских ученых, однако до сих пор не применялся для описания всеохватных процессов в медиапространстве. Риторическая ситуация включает «комплекс персон, событий, объектов и отношений, презентирующих актуальное или потенциальное тяжелое положение, которое может быть частично/полностью ликвидировано, если дискурс, сознательно введенный в ситуацию, так ограничит человеческое поведение, что принесет существенные перемены в это положение». При этом «тяжелое положение – это несовершенство/неполнота, маркированная определенным градусом срочности; это дефект, препятствие, что-то, что нужно исправить» [3: 12]. Здесь важно описание риторической ситуации как стабильного положения; наличие в ней как речевых, так и физических элементов; ощущение ситуации как критической или кризисной; возможность разрушить ситуацию с помощью нового дискурса.
Мы предлагаем расширить понимание риторической ситуации до ситуации дискурсивной и совместить этот концепт с идеей стратегической коммуникативной рамки. Понятие стратегической рамки коммуникации разработано американскими теоретиками коммуникации Дж. Каппеллой и К.Х. Джеймисон в рамках теории фрейминга и опирается на когнитивную модель эффектов фрейминга в политической коммуникации. Фрейминг медийной информации представляет собой создание когнитивной рамки восприятия медиасообщения, внутри которой идет его интерпретация. Часто в медиадискурсе возникают полярные или несовместимые друг с другом рамки интерпретации. Так, вопрос о запрете на лисью охоту в Британии интерпретировался как нарушение традиционных прав британцев – и как борьба за охрану эндемичных видов животных Британских островов. Рамка, создаваемая на стратегическом уровне, выглядит как рассчитанное на будущее «навязываемое восприятие» действий того или иного политического или иного субъекта и поддерживается дискурсивными практиками и отдельными механизмами фреймирования. «Фрейм правил игры» предполагает встраивание в стабильную структуру коммуникации не только источника (например, правительство) и канала (например, газет и телеканалов), но и специальных органов коммуникации (например, пресс-служб) и «прописывает» правила отношений и степень близости всех контрагентов.
РМС конституируется одновременно в двух формах – процессуальной и когнитивной, т.е. одновременно в реальности (как устойчивая ситуация в коммуникации, где заранее известны правила игры, игроки коммуникативного поля и комплекс взаимных ходов) и как перцептивный фрейм (комплекс аттитюдов, интенций, ожиданий). Роль данного устойчивого комплекса факторов состоит в том, что он предопределяет как коммуникативное поведение политиков и журналистов, так и отношение аудитории СМИ к любой коммуникативной инициативе в политическом (или ином) поле публичной сферы, т.е. действует как самый широкий из возможных фреймов коммуникации. При этом ситуация «может работать и в сообщении, и за его пределами, создавая контекст, в рамках которого понимается сообщение» [4: 44]. Важной чертой РМС является воспроизводимость в сознании аудитории в форме фрейма восприятия по принципу «призраков прошлого». Как показывает наша работа [1], элементами, от которых зависит конфигурация РМС, являются:
– устойчивая номинация, отражающая социальный аттитюд;
– цикл становления – зенита – слома, совпадающий со временем правления того или иного премьер-министра (независимо от числа правительств под его руководством или электоральных циклов);
– роль советников по особым вопросам (special advisers, или spads);
– степень стратегизации коммуникаций правительства;
– степень и способы медиатизации образов первых лиц государства;
– отношения с медиавладельцами и журналистскими пулами;
– объем скандального и расследовательского политического контента СМИ;
– влияние на более широкую политическую и социальную культуру.
Мы выделяем три рамочные ситуации в 1980–2000-е: тэтчеризм, «эпоха грязи» (sleaze) и «эпоха подкрутки информации» (spin).
Рамочные медиаполитические ситуации британского постмодерна: сопоставительный ситуационный анализ
Применяя ситуационный анализ к триаде «политический истэблишмент – мейнстримные СМИ – медиаполитическая аудитория», получим результат, изложенный в таблице. Под мейнстримными СМИ мы понимаем наиболее политически релевантные медиасегменты: национальное эфирное ТВ и газеты национального охвата [10]; под медиаполитической аудиторией – аудиторию данных медиасегментов, обладающую одновременно базовыми электоральными правами (избирать и быть избранными).
Рамочные медиаполитические ситуации в Великобритании: времена Тэтчер, Мейджора и Блэра
|
Параметр анализа |
Правление Тэтчер |
Правление Мейджора |
Правление Блэра |
|
Название РМС |
«Тэтчеризм» |
«Эпоха грязи» (sleaze) |
«Эпоха подкрутки информации» (spin) |
|
1 |
2 |
3 |
4 |
|
Баланс медиатизации ветвей власти |
Перенос центра внимания на правительство. Отрыв премьера от остального правительства. Создание «временных групп» министров |
Перенос центра внимания в парламент. «Агония тори» – внутрипартийная борьба в Консервативной партии. Трансформация Лейбористской партии |
Перенос центра внимания на премьер-министра. В оппозиции – создание идеологем «социал-изм», «третий путь», «новый лейборизм». Сокращение времени Prime Minister Questions в парламенте. |
|
Цикл становления – зенита – слома |
1979–1990: приход к власти на фоне «зимы недовольства» (Winter of Discontent); три победы на выборах подряд; досрочный уход с поста после 10 лет правления в силу резкого падения популярности |
Постоянная угроза смещения Дж. Мейджора с поста. Нарастание внимания, скандального освещения деятельности правительства и парламента в прессе, комиссии по расследо-ванию парламентской коррупции |
1997–2007: приход к власти на фоне усталости от тори; «политический медовый месяц»; падение явки избирателей в 2001 году; «Черигейт» и «Иракгейт»; досрочный уход с поста после 10 лет правления в силу резкого падения популярности |
|
Роль советников по особым вопросам |
Снижение роли Кабинета, возвышение «людей Тэтчер» (члены CPS, четыре министра, муж, советники). Профессио-нальный имиджмейкер и пресс-менеджер Б. Брюс; личный пресс-секретарь Б. Ингхэм (на посту десять лет вместо трех) |
Относительно низкая. Велика роль лоббистских организаций и отдельных лоббистов (М. аль-Файед, И. Грир) в работе парламента |
Решающее влияние советников, в т.ч. П. Мэндельсона (стратегия), Ф. Гулда (поллинг), А. Кэмпбелла (работа с прессой) и др. Социальная критика «коллективного премьерства». Советники – серые кардиналы, известны как спин-доктора |
Окончание таблицы
|
1 |
2 |
3 |
4 |
|
Степень стратегизации коммуникаций правительства |
Создан Центр Изучения Политики (CPS). Масштабные кампании в прессе: Фолкледнский кризис и борьба с тред-юнионами |
Относительно низкая. Министерская чехарда. Борьба внутри ведомств, неприятие министров работниками министерств («Уэстлендское дело» и другие случаи рубежа 1980–1990-х) |
Созданы Стратегический коммуникационный отдел (SCU), отдел мониторинга СМИ (MMU). Реформа Информационной службы правительства (GIS стал GICS). «Подъем уровня игры»: помещение всех инициатив в общую рамку |
|
Степень и способы медиатизации образов первых лиц государства |
Саундбайтинг в публичных выступлениях. Работа «Саатчи и Саатчи» над избирательными кампаниями. Постоянное консультирование со стороны агентства Тима Белла. Образ «железной леди», которая «не свернет» |
Постоянный риск смещения Дж. Мейджора с поста на партийной конференции. Работа со СМИ мэра Лондона Кена Ливингстона. Стратегические коммуникации радикальной партии Ольстера «Шинн Фейн» |
Построение медиакрати-ческого лидерства: резкий рост числа байлайнеров премьер-министра в прессе, числа интервью на ТВ, «фотовозможностей». Смена риторической стратегии в 1997 году. Передачи типа «Спроси премьер-министра» |
|
Отношения с медиавладельцами |
Стратегический альянс с газетами News Corporation Р. Мердока. Противостояние с Би-би-си |
Стратегических отношений не отмечено |
Стратегический альянс с News Corp. и отдельными редакторами. Практика постоянных встреч (обедов) с редакторами и владельцами СМИ |
|
Отношения с журналистскими пулами |
Стратегизация работы Ингхэма с Содружеством журналистов Парламентского холла («Лобби») – но также и «Восстание Лобби» в конце 1980-х |
Ровные отношения Пресс-Офиса Даунинг-стрит, 10 и Лобби, в отличие от «войны парламента с прессой» – череды расследований и отставок и парламенте. |
«Политический медовый месяц» в 1998 г. Практика корректировки материалов прессы до их выхода, раздача эксклюзива. Разделение Лобби на сторонников и противников спина |
|
Объем скандального / рас-следовательского политического контента СМИ |
Первая волна скандализации прессы (1986–1992), однако скандалы не играют главной роли в медиаполитических отношениях |
«Таблоидная истерия», завершившаяся только со смертью принцессы Дианы в 1997 г. Расследования «The Guardian» и других газет, длившиеся месяцами и годами |
Правление как «скандальная синусоида» после 1998 года. В скандалы вовлечены Блэр, Г. Браун и его советники, министры правительства. Кульминация синусоиды – «Черигейт» и «Иракгейт» |
|
Влияние на политическую и социальную культуру |
Влияние распространяется на политический истэблишмент и зарубежных партнеров |
Влияние распространяется на Лондон, политическую культуру в обществе |
Влияние распространяется на повседневность и новостную культуру. Создается спин-культура |
Основной вывод практической части нашего исследования заключается в том, что в британской культуре постмодерна влияние коммуникативных стратегий и объема коммуникации оказалось настолько велико, что оказало решающее влияние на формирование особенностей культуры страны. Если в случае персонализированных коммуникаций Тэтчер и «эпохи грязи» при Мейджоре мы имеем дело со стабильными и комплексными, но все же исключительно медиаполитическими ситуациями, то социокультурная ситуация спина представляется нам намного сложнее по своим историческим корням, структуре, сферам бытования и влиянии на публичную сферу.
Безусловно, развитие коммуникации по модели рамочных ситуаций составляет угрозу демократическим процессам делиберации и социального контроля. С учетом складывания РМС 1) горизонт политического прогнозирования снижается до периода существования данной РМС; 2) растут медиакратические тенденции; 3) объяснимы электоральная апатия и резкие переходы от «политического медового месяца» к тотальному разочарованию в системе публичного администрирования, поскольку аудитория не имеет шанса контролировать политическую коммуникацию. В рамках осмысления отдельных рамочных ситуаций нами выработано понимание того, что они представляют собой фундаментальную угрозу принципам демократического процесса, а также порождают широкий общественный диссонанс.