Советская историография ознаменовала собой новую веху в изучении славянского язычества, которое является одной из самых сложных проблем нашей истории. Вместе с этим сам процесс изучения этой религии – не менее интересная проблема. При анализе советской историографии славянского язычества необходимо учитывать, что даже изучение темы, связанной с «древностью», неотделимо от современных исследователю идеологических процессов.
В советское время методологической основой для исследований служили исторический материализм и атеизм. Первой работой, в которой история религии восточных славян и Древней Руси комплексно анализировалась в соответствии с данной парадигмой, стал труд Н.М. Никольского «История русской церкви». Именно здесь был сформулирован один из главных постулатов советской историографии восточнославянского язычества – идеологические результаты крещения Руси, несмотря на все усилия власти, были «сомнительными», о чем свидетельствует факт известного «двоеверия». В противовес историографии XIX в. (Е.В. Аничков, Гальковский и др.) христианству уже не отводилось ведущей роли в общественном сознании населения Древнерусского государства [6,21-30], что, конечно, имело и идеологический эффект, так как принижало роль такого события, как крещение Руси. Однако вопросы, связанные с историей религии, не входили, конечно, в число ведущих, однако они вновь приобрели актуальность в связи со знаменитыми дискуссиями 1928–1930 гг. об общественных формациях, где особенное внимание уделялось проблеме перехода от первобытнообщинной формации к классовым обществам. Возобладала точка зрения Б.Д. Грекова, сделавшего попытку обосновать в своем труде «Киевская Русь» зарождение феодальных порядков у восточных славян, общество которых миновало рабовладельческую формацию, при этом, под влиянием археологов, он полагал, что в VII–VIII вв. «на главнейшей магистрали Днепр–Волхов племенной строй был уже изжит» [2, 467]. Язычество во времена Древнерусского государства ученый называл «достаточно развитой религией» [2, 471], что, конечно, вписывалось в его общую концепцию феодализма в Киевской Руси, причем еще до Б.А. Рыбакова он всецело «доверился» известной «периодизации» славянского язычества по «Слову св. Григория об идолах» (культ упырей и берегинь – куль Рода и рожаниц – культ Перуна). Впоследствии данная концепция была усовершенствована Л.В. Черепниным, выдвинувшим понятие «государственного феодализма» [10]. Тем не менее, большинство этих положений были подвергнуты критике И.Я. Фрояновым. Он считал Древнюю Русь государством, опирающимся на общинную основе [9], что отразилось и на его представлениях в восточнославянском язычестве, которое он понимал как причудливое переплетение различных верований, смесь языческих культов разных уровней, начиная от архаических и кончая сравнительно поздними, характерными для последней стадии развития первобытнообщинного строя [10,37–77]. И.Я. Фроянов пытался дать характеристику каждому из этих уровней, однако он не дает четкую периодизацию истории данной религии, поэтому остается не до конца ясным, как происходил переход от старого к новому уровню.
Однако не стоит думать, что советская историография язычества восточных славян суть дополнение к дискуссии о феодальном характере Древнерусского государства. В 70-е гг. свое развитие получает структуралистский подход к мифологии В.В. Иванова и В.Н. Топорова, выраженный, прежде всего, в их фундаментальном труде «Исследования в области славянских древностей» [4]. Ученые показали возможности подхода к мифологическим системам как к системе лингвистической, собрали обширные лингвистические и фольклорные данные по славянскому язычеству, а также выработали так называемую «теорию основного мифа» – борьбы Громовержца со Змеем (в восточнославянском варианте – Перуна с Велесом). Эта концепция представляется довольно интересной, но, тем не менее, уже в советское и, тем более, в наше время вызвала критику. Дело в том, что древнерусские источники не дают оснований прямо утверждать о наличии подобных мифов у славян, поэтому положения «теории основного мифа» – продукт обобщений, интерпретаций, привлечении большого количества косвенных данных, что, однако, есть любая реконструкция славянской мифологической системы. Наконец, в 80-е годы произошел настоящий взрыв интереса к язычеству восточных славян, чему способствовали знаменитые труды Б.А. Рыбакова «Язычество древних славян» и «Язычество Древней Руси»[7;8]. В настоящее время она подвергается довольно резкой критике (самый подробный разбор – у Л.С. Клейна [3]). Если Б.Д. Греков только привел «периодизацию» по «Слову св. Григория об идолах» в качестве «оправдания» своего понимания духовной надстройки над экономическим базисом (в рамках своей концепции), то Б.А.Рыбаков поставил перед собой задачу «оправдать» эту самую «периодизацию», используя большое количество источников. Тем не менее, в методологическом плане использование внутреннего содержания средневекового произведения для выделения этапов развития религии не является корректным. Само «Слово св. Григория об идолах» нуждается в комплексном источниковедческом анализе (первые попытки которого были уже сделаны Н.И. Зубовым [3]), а от автора данного произведения не стоит ждать обширных «знаний по истории мифологии», так как он преследовал другие, духовно-учительные цели в русле своей эпохи. Вместе с этим, пытаясь обосновать данную периодизацию, а также «глубину» языческих воззрений, Б.А.Рыбаков пришел к парадоксальному выводу о так называемом «первобытном земледельческом монотеизме» («эре Рода») на основании собственного анализа крайне запутанного вопроса – культа Рода и рожаниц. Данная концепция напоминает «теорию первобытного монотеизма» В.Шмидта, который приписывал первобытным народом изначальную веру в единого Бога-Творца (на основании собственной интерпретации веры в небесных богов) [1]. Так чуждая советской историографии концепция оказалась вполне органично вписанной в ее рамки – в этом и состоял парадокс последнего крупного советского труда по славянскому язычеству. «Бог-Творец» как бог Род был приписан восточным славянам задолго до принятия христианства, а его культ был «втянут» в рамки эволюционизма (от простейших форм религии к более сложными).
Таким образом, советская историография славянского язычества представлял собой довольно сложный процесс научного творчества, в котором наличествовали самые разнообразные и спорные концепции и идеи. Ее пример хорошо свидетельствует о том, что в наше время дальнейшее изучение рассматриваемой проблемы невозможно не только без теоретических обобщений, но без более подробного анализа исторических источников.