Проблемы истории русского поэтического перевода привлекали русских литературоведов и в XIX, и в XX в., однако традиционно основное внимание уделялось знаковым событиям и переводчикам из числа наиболее значительных русских писателей (в частности, «Илиаде» Гомера в переводе Н.И. Гнедича, переводам В.А. Жуковского, М.Ю. Лермонтова, М.Л. Михайлова, С.Я. Маршака и др.). Вместе с тем немало ярких имен талантливых интерпретаторов западноевропейской литературы до недавнего времени практически оставались в тени, не вызывая должного интереса. В последние годы опубликован целый ряд значительных работ о русских переводчиках XIX в., защищены диссертации, посвященные осмыслению наследия Н.В. Гербеля [см.: 21], Д.Е. Мина [см.: 20], Д.Л. Михаловского [см.: 19], П.И. Вейнберга [см.: 18], появились объемные статьи об Э.И. Губере [см.: 1, с. 189–195].
Творчество Эдуарда Ивановича Губера (1814–1847), русского немца по происхождению, сына лютеранского священника, имело важное значение для развития русско-немецких литературных связей. Губер прославился реализацией в 1838 г. честолюбивого замысла первого русского перевода трагедии И.В. Гете «Фауст». Обращение русского поэта к вершинному произведению немецкой литературы во многом было обусловлено влиянием жизненных представлений и гражданских убеждений немецкого ученого-историка и писателя И.А. Фесслера (1756–1839), поселившегося в России в начале XIX в. О значимости данного перевода для последующего развития русской культуры свидетельствуют многочисленные отклики современников. Однако переводческая деятельность Губера далеко не ограничивается только трагедией И.В. Гете. Перу Губера принадлежат также переводы четырех стихотворений Гете – «Границы человечества», «Странник», «Пусть счастье с ним гостит…», «Лучшее на свете», причем два последних были объединены заголовком «Подражание Гете».
Творческая деятельность русского поэта-переводчика, издателя, редактора, библиографа и литературного критика Николая Васильевича Гербеля (1827–1883) осмысливалась в последние годы на примере переводов конкретных произведений, в частности, фрагментов пьесы Кристофера Марло «Эдуард II» [см.: 15, с. 58–60], «Эпиталамы» Э.Спенсера [см.: 17, с. 84–90], стихотворения П.Б.Шелли «An Ode to the Asserters of Liberty» [см.: 14, с. 218–221]. Например, отмечалось, что произведение Э.Спенсера было наполнено многочисленными мифологическими образами, например, в начале пятой строфы «The Rosy Morne long since left Tithones bed, / <…> / And Phoebus gins to shew his glorious hed» [Заря давно покинула постель пифии, / <…> / И. Феб поднимается показать свою славную голову], где упоминались и пифии (pythoness) – жрицы-прорицательницы в храме Аполлона в Дельфах, в Древней Греции, и Феб (Phoebus) – имя Аполлона как бога Солнца. В раннем русском переводе, выполненном Н.В. Гербелем, традиция оригинала оказалась нарушенной: пифии вообще не были названы, появилась характеристика зари как «царицы», а при описании Феба использовалась устаревшая книжно-поэтическая лексема «чело»: «…Уже заря-царица / Проснулась и идет… / <…> / И. Феб свое чело вздымает над землей».
Н.В. Гербель разрушил выверенную структуру спенсеровского произведения – если в оригинале строфа содержала 18 – 19 стихов, то в переводе количество стихов строфы варьировалось от 12 до 20, причем в целом фрагмент был сокращен на 13 стихов, не считая пропуска восьмой строфы. Создав в «Эпиталаме» своеобразный памятник одному дню своей жизни, Э. Спенсер постарался передать субъективный характер восприятия хода времени женихом, открыв принцип неравномерности художественного времени. И хотя, к сожалению, переведенный Н.В. Гербелем отрывок не отражает всего этого, однако он имеет определенную целостность, обладает некоторой законченностью. Неполноценное отображение ритмико-звуковых и художественно-изобразительных приемов автора «Эпиталамы» в русской интерпретации не позволяет увидеть новаторство Э. Спенсера в его экспериментах с заимствованиями из творений Сафо и Катулла, Данте и Ф. Петрарки, Дж. Чосера и Ф. Сидни. Тем не менее Н.В. Гербелю как переводчику нельзя не отдать должное, ибо он первым, в эпоху, когда не были сформулированы теоретические основы художественного перевода, обратился к трудному для понимания творчеству Э. Спенсера, сложнейшей для интерпретации «Эпиталаме», предложил русским читателям ее оригинальное прочтение [подробнее см. в нашей статье: 17, с. 84–90].
Целый ряд статей посвящен творческой биографии русского поэта-переводчика Дмитрия Егоровича Мина (1818–1883) [см., например: 12, с. 82–93; 13, с. 301–306]. Например, в одной из наших работ на материале сопоставительного анализа переводов «Еврейских мелодий» Дж.Г. Байрона, выполненных Д.Е. Мином и другими интерпретаторами, отмечалось, что переводы Д.Е. Мина вполне вписываются в общий ряд приблизительно равноценных по своим достоинствам художественных интерпретаций байроновских текстов, выполненных во второй половине XIX в. Из трех переводов, пожалуй, лишь первый – «Ах, плачьте, как плакали мы на реках вавилонских…» – не утратил своей актуальности, его продолжают перепечатывать в новых изданиях байроновских произведений. Именно в этом переводе наиболее отчетливо проявилось стремление Мина подчинить собственный талант особенностям переводимого автора, правдиво, точно и лаконично воспроизвести иноязычный текст средствами русского языка. Другие переводы – «Моя душа мрачна…» и «Поражение Сеннахерима» – уже на момент их публикации в 1906 г. имели более историко-культурную, нежели эстетическую ценность. Однако необходимо иметь в виду, что Мин-переводчик осуществил свои интерпретации гораздо ранее, в конце 1850-х гг., когда байроновские «мелодии» были известны лишь в переводах русских романтиков 1820 – 1830-х гг. [см. подробнее: 13, с. 301–306].
Еще одной примечательной личностью в русском поэтическом переводе второй половины XIX в. был Дмитрий Лаврентьевич Михаловский (1828–1905), выступавший в качестве переводчика произведений Шекспира («Юлий Цезарь», «Антоний и Клеопатра», «Ричард II», «Генрих V» и др.), Дж.Г. Байрона («Мазепа», «Паломничество Чайльд-Гарольда» и др.), Т. Гуда, Т.Б. Маколея, А. Теннисона, Б. Корнуолла [cм. о Д.Л. Михаловском: 10, с. 71–77; 11, с. 100–105]. Среди событий последнего времени – выявление неизвестного перевода Д.Л. Михаловского из Шекспира: в фонде писателя в Российском государственном архиве литературы и искусства нами обнаружен неопубликованный перевод фрагментов первой части исторической хроники «Генрих IV» (ф. 309, оп. 1, ед. хр. 9). Время работы Д.Л. Михаловского над воссозданием «Генриха IV» достоверно не установлено, однако сохранившиеся множественные исправления и ранние редакции перевода позволяют уверенно говорить, что шекспировская хроника оказалась сложной для переводчика. В беловой редакции сохранилась лишь первая сцена первого акта части I, две последующие сцены остались в незавершенной черновой редакции. Д.Л. Михаловский часто опускает значимые для английского драматурга намеки, в частности, упоминание о предвещающих бурю небесах («troubled heaven»), игру слов «opposed eyes» («возражающие глаза», «глаза напротив»), подразумевавшую не только бунтовщиков в Уэльсе, но и недоверчивых подданных при дворе, и призванную подчеркнуть нелегитимность Генриха IV как правителя, – вместо последней используется экспрессивный эпитет «злобный» при характеристике глаз противника: «…those opposed eyes, / Which, like the meteors of a troubled heaven, / All of one nature, of one substance bred, / Did lately meet in the intestine shock / And furious close of civil butchery…» [эти возражающие глаза, / Которые, словно метеориты предвещающих бурю небес, / Все одной природы, порожденные одной субстанцией, / Которые раньше встретились в междоусобной битве] – «Противники со злобными глазами, / Которые, как в небе метеоры, / Происходя все из одной природы, / Из общего для всех их вещества, – / Встречались здесь в междоусобных бойнях…» [подробнее см.: 10, с. 71–77].
Фигурой, во многом завершившей целый этап истории русского художественного перевода, был П.И. Вейнберг (1831–1908) [см. о нем: 7, с. 255–260; 8, с. 119–125; 9, с. 120–137]. Переводчик обращался к шотландскому народному балладному творчеству, елизаветинской драматургии (девять пьес Шекспира), литературе XVIII в. (Р.Шеридан, Р. Бернс), поэзии и поэтической драматургии английского романтизма (Дж.-Г. Байрон, П.-Б. Шелли), сочинениям современных ему авторов (Э. Баррет Браунинг, К. Россетти, О. Уайльд). В частности, перевод «Школы злословия» Р. Шеридана, выполненный П.И. Вейнбергом, во многом пробудил внимание к произведению, не переводившемуся в России со времен Екатерины II, но при этом вызывавшему спорадический интерес в плане создания подражаний и переработок «на русский лад». Однако при всей текстовой и стилевой точности, свидетельствующей о высоком профессионализме Вейнберга-переводчика, его прочтение «Школы злословия» все же выполнено с некоторой долей небрежности. Причину этой небрежности следует видеть в том, что Р. Шеридан интересовал переводчика не сам по себе, не как творческая индивидуальность, а как фигура, привлекательная для Дж.Г. Байрона – кумира демократически настроенной русской интеллигенции [см. подробнее: 8, с. 119–125].
В последние годы увидели свет статьи, посвященные деятельности некоторых других поэтов-переводчиков XIX в., в частности, «слепого певца» И.И. Козлова, чей «Вечерний звон» (перевод из Томаса Мура) стал популярной в народе песней [см., например: 5, с. 203–206]. Также опубликованы материалы, в которых акцент исследователей делается не на переводческой, а на литературно-критической, литературоведческой рецепции [см., например: 16, с. 359–362]. Особая группа статей посвящена восприятию русскими писателями отдельных образов, истоки которых можно видеть в зарубежной литературе (начиная с античности) [см.: 2, с. 3–6; 3, с.3–10; 4, с. 9–13].
Подводя итоги, следует отметить, что в последние годы сделано немало для осмысления деятельности талантливых переводчиков Э.И. Губера, Н.В. Гербеля, Д.Е. Мина, Д.Л. Михаловского, П.И. Вейнберга, составивших славу русской переводной художественной литературы XIX в. Вместе с тем предстоит еще много большой и кропотливой работы: отдельных монографических исследований заслуживает переводческая деятельность Д.Д. Минаева, О.Н. Чюминой, П.А. Козлова, Н.А. Холодковского. Важным этапом работы должны стать подготовка и выпуск библиографических изданий, обобщающих сведения о публикациях переводных произведений в русской периодике XIX в., создание антологий избранных произведений ведущих русских переводчиков того времени. В конечном итоге все эти материалы могут лечь в основу будущей академической истории русской переводной художественной литературы XIX в., создание которой представляет особую значимость для современной филологической науки.
Исследование осуществлено в рамках реализации проекта по гранту Президента РФ МД-5818.2015.6 «Текстология и поэтика русского художественного перевода XIX – начала XXI века: рецепция английской поэзии викторианской эпохи в синхронии и диахронии».