В настоящее время, в период бурного развития новой религиозности, определённая часть исследовательского сообщества обратилась к изучению современных проявлений языческих верований славянских народов. Предметом научной рефлексии становится изучение отдельных сторон функционирования языческих лидеров, социально-политический «портрет» ряда российских «родноверческих» групп. При этом, как правило, вне рассматриваемого поля остаётся исследование мировоззренческих особенностей рядовых прозелитов данной диаспоральной группы.
В предлагаемой статье, на основании данных анкетного опроса членов общин, язычников-индивидуалов, авторы, анализируют религиозную и организационную самоидентификацию, перспективы и формы взаимодействия «родноверов» с государственными институтами, функциональный образ «младоязыческих» лидеров.
Третий год подряд представители научно-исследовательской лаборатории «Новые религиозные движения в современной России и странах Европы» Нижегородского государственного педагогического университета имени Козьмы Минина проводят анкетный опрос среди представителей русских языческих общин и союзов, собирающихся на праздник Купалы в районе села Игнатьевское Малоярославецкого района Калужской области. По данным организаторов праздника «Содружества общин Велесов Круг», в мероприятии 2015 года (19–21 июня) приняло участие около 1400 человек.
Опросный лист 2015 года состоял из пяти вопросных блоков, содержащих как открытые, так и закрытые вопросы. В данной статье рассматриваются особенности данных блока № 1, нацеленного на раскрытие «социального портрета» рядовых языческих прозелитов и сочувствующих движению и вопросы блока № 2, обращенного к вопросу языческой институциализации. В анкетировании 2015 года приняло участие 429 респондентов. Полностью отказались от заполнения опросного листа 38 человек: 24 мужчины и 14 женщин.
Первый блок анкеты 2015 года состоял из восьми вопросов, цель которых заключалась в раскрытии личных данных респондентов. Настоящий блок условно обозначен нами как «фактологический». Наибольший интерес из вопросов первого блока, представляет анализ открытого вопроса № 7. Респондентам предлагалось охарактеризовать свои религиозные взгляды. Данный вопрос поставил в затруднение 11,2 % язычников (соответственно, 48 респондентов не дали на него ответа). Наиболее популярным среди представителей данной диаспоры стал вариант самоназвания «родноверие»: за него отдали голоса 111 респондентов, что составило 25,9 %. На втором месте по популярности наименование «язычник» – так ответило 110 респондентов (25,6 %)[1] [5, 6]. Тридцать два из 429 респондентов отождествляют свое мировоззрение с атеистическим (7,5 % опрошенных). Сто двадцать восемь опрошенных (29,8 %) предложили иные варианты ответов, среди которых особо интересны, на наш взгляд, нижеследующие: православный (16 человек 3,7 %)[2], агностик (11 человек 2,56 %), христианин (8 человек 1,86 %), традиционалист (5 человек 1,16 %), ведизм, шаманизм, космизм (по 3 ответа), природная вера, реалист, пантеист, буддист, анимист, космополит, славянин, верю в бога (по 2 ответа). В число единичных ответов попали: анархист (анкета № 427), русский чернокнижник (анкета № 208), пастафарианец (анкета № 205)[3], материалист (анкета № 17), одинист (анкета № 266), вотанист (анкета № 284), последователь Нью Эйдж (анкета № 97), шиваист (анкета № 82), гностик (анкета № 78), хаогностик (анкета № 262), ведун (анкета № 282). При рассмотрении вопроса терминологии данного мировоззренческого феномена XX–XXI веков стоит обратить внимание на то, что термин «родноверие», используемый в качестве самоназвания и выступающий зачастую в роли контрадикторного по отношению иным дефинициям (в частности к «неоязычеству»), претерпел определенную семантическую трансформацию, обретая черты экзоэтнонима новой религиозности. Сокращение доли респондентов, использующих данную дефиницию в качестве самоназвания, может свидетельствовать в пользу ее вытеснения из узко языческих кругов на научный уровень[4] [1, 2, 4, 8, 9]. Возможное объяснение значительного процента респондентов, выбравших в качестве ответа вариант «атеизм», может заключаться в нарушении причинно-следственных связей («non sequitur»). То есть: нетеистическая позиция может быть трактована «атеистически». Одна из форм пантеизма – растворение божественного в натуралистическом, достаточно близка в своем отрицании персонифицированного божества высшего порядка к идеалистическому атеизму. Кроме того, данное предположение во многом может объяснить резкое увеличение (на 11 %) числа прозелитов движения, которые предлагают иные варианты ответов при характеристике своего мировоззрения. Этим же можно объяснить, почему данный вопрос стал наиболее «затруднительным» вопросом первого блока анкеты: 48 респондентов не дали ответа на него (11,2 % всех опрошенных против 5 % прошлогодней выборки).
Последний вопрос первого блока ставил своей целью определение общинного статуса присутствующих на купальском празднике. Данный вопрос вызвал затруднения у 47 опрошенных (11 % от общей совокупности). Преобладающее число язычников – 321 человек (74,5 %), не являются членами общиной структуры. Соответственно, лишь 61 респондент (14,2 %) состоит в той или иной языческой организации. При этом название своей общинной структуры указали 52 респондента, 9 человек предпочли данную информацию не разглашать. Обращаясь к анализу представленных структур, следует выделить две формы организации языческих сообществ: общинную и союзную. Согласно материалам опросных листов, на Купале 2015 года присутствовали представители трёх союзов: «Содружества общин «Велесов Круг»», «Союза Славянских Общин Славянской Родной Веры», «Круга Языческой Традиции». Первую организацию в своих анкетах выделило 18 респондентов (4,2 %). Общая численность общинников «ССО СРВ», согласно анкетным данным, составила 25 человек (5,8 %). «Круг Языческой Традиции» на Купале под Малоярославцем был представлен 7 респондентами (1,6 %). Безусловно, особенностью состава участников праздника от общинно-союзной среды является весьма скромная доля последних в общем количестве прибывших на Купалу. В причинах наблюдаемой индивидуализации ещё только предстоит разобраться как исследователям феномена, так и самим последователям язычества XX–XXI веков. Однако, опираясь на вышеизложенное, можно говорить об определённом размывании религиозно-мировоззренческих ориентаций среди представителей современной языческой религиозности. Наблюдаемый терминологический бриколаж, характеризующий религиозные взгляды респондентов, на наш взгляд, напрямую связан со слабой институциализацией славянского язычества, что еще раз свидетельствует о пестроте и неоднородности данного феномена как по форме (в виде отсутствия развитой общинной структуры), так и по содержанию (в виде отсутствия у большинства адептов как догматических, так и обрядовых составляющих вероучения).
Второй блок анкеты, условно обозначенный как «институциональный» содержал пять вопросов. Основные задачи исследования вопросного блока № 2 заключались в выявлении функционала как языческой общины в целом, так и отдельных лидеров общины в частности. Особое место «институционального» блока занимает вопрос о перспективах и формах взаимодействия «младоязычников» с государственными институтами.
В первом вопросе второго блока, перед респондентами ставилась задача по принятию, либо отклонению, гипотетической «языческой централизации» в масштабах страны. Данный вопрос вызвал затруднение у шести респондентов (1,4 % опрошенных).
За централизацию славянского язычества, с различной долей вероятности («скорее да», «да»), высказалось 245 участников (57,1 %) из 429 опрошенных на купальском празднике. Соответственно, в пользу региональной младоязыческой «автономии» проголосовало 152 человека (35,4 %). Следовательно, можно говорить о стремлении большинства современных язычников к централизованной структуре функционирования. Однако, несмотря на обозначенную «централизованную» позицию, только 14,2 % опрошенных, заявили о своём членстве в языческих организациях. Как отмечалось выше, язычников-индивидуалов на празднике Купалы было подавляющее большинство – 74,5 %.
Второй вопрос блока был направлен на выяснение «институциональных» предпочтений современных язычников. Не дали ответа на вопрос десять респондентов (2,3 %). Вариации ответивших, распределились следующим образом. На первом месте оказался ответ «союз общин». Данное структурное образование в опросных листах выбрал 201 человек (46,9 %). На втором месте по популярности находится «община» – ей отдали предпочтение 159 язычников (37,1 %). За индивидуальный тип организационной структуры высказались 49 человек (11,4 %), Десять респондентов в качестве наиболее приемлемой организации языческого движения указали «языческую церковь».
Третий вопрос блока «обязаны ли языческие общины взаимодействовать с органами государственной власти?» показал, что преобладающее большинство опрошенных язычников готовы к взаимодействию с государством. Сто пятнадцать человек (26,8 %), в качестве варианта ответа указали «скорее да», 117 респондентов – большинство из опрошенных (27,3 %), однозначно высказались за необходимость такого взаимодействия, выбрав вариант «да». Соответственно, в общей сложности 232 язычника (54, %) можно отнести к сторонникам десекуляризационного направления новой религиозности. В свою очередь, за «религиозно-мировоззренческую» автономию, высказались 173 респондента (40,3 %), выбрав в качестве ответов варианты «скорее нет» – 86 человек (20 %) и «нет» – 87 опрошенных (20, %) соответственно. Стоит отметить, что данный вопрос вызвал затруднение всего у трех адептов движения (0,7 %). Двадцать один язычник – 4,9 % предложили свои варианты взаимодействия религиозного (языческого) и светского институтов. Среди ответов представителей политеистической религиозности фигурировали: «Желательно, но не всегда возможно», «Если это не противоречит правде и общине», «Религия и государство, разные вещи», «Как можно взаимодействовать с врагами?», «Государство противоречит славянству», «Общины – возможно, язычники вне политики», «Не обязаны, но могут».
Четвертый вопрос второго блока анкеты был направлен на определение функциональных обязанностей лидера языческой общины. Из пяти вариантов ответов: «религиозная», «административная», «хозяйственная», «информационная» и «свой вариант», респондентам предлагалось выделить одну важнейшую функцию лидера «родноверческой» общины.
Данный вопрос вызвал затруднение у девяти респондентов (2,1 %). Наибольшее число язычников в качестве определяющего вида деятельности указали на религиозную функцию. Данному варианту ответа отдали предпочтение 179 человек, что составило 41,7 %. Второе место, по мнению адептов движения, занимает информационная составляющая. За данную позицию проголосовало 89 респондентов (20,7 %).
В качестве доминирующей функции общинного лидера, административную составляющую выделили 44 человека или 10,3 %. На последнем месте по популярности находится хозяйственная роль языческого «вождя». Как первостепенную её выбрало 39 (9,1 %) присутствующих на празднестве. Стоит отметить, что 69 (16,1 %) респондентов предложили альтернативные варианты «лидерского функционала». Наиболее интересными из ответов, на наш взгляд, являются следующие: «лидер общин это и отец, и брат и князь», «сексуальное воспитание», «религиозно-общественная», «советчик по жизни», «своим примером являть правильный образ жизни», «обучение, наставление, делится опытом», «миротворческая», «традициональная», «ведовская», «моральная», «великодушие».
В последнем вопросе второго блока участникам опроса предлагалось ответить на вопрос о необходимости информационного освещения деятельности языческих организаций в целом, отдельных языческих лидеров в частности. Наибольшее число респондентов ответило однозначным согласием на широкое информационное освещение своей деятельности – 189 человек из 429 или 44,1 %. Восемьдесят пять язычников (19,8 %)), напротив высказались против вторжения медийного компонента в современное языческое сообщество. Восемьдесят шесть респондентов – 20 %, уверенны, в необходимости освещения деятельности общинных языческих институтов в целом. Среди ответивших, присутствовали и те, кто считает необходимым освещать исключительно деятельность отдельно взятых языческих персоналий – лидеров языческого движения. Суммарное число представителей «персоналистского» направления – 13 человек (3 %). Пятьдесят человек (12 % от всех опрошенных) – представители «консервативного крыла», считают, что нет необходимости в «информационных» преобразованиях. Данную группу устраивает вариант ответа «оставить все на прежнем уровне».
Таким образом, опираясь на ответы «блока № 2» можно сделать вывод о том, что большинство из представителей исследуемого сообщества, выступает за централизованную модель языческой диаспоральности. Наиболее востребованной институциональной формой является союз общин (более 45 % язычников назвали данное образование в качестве предпочтительного). При этом, стоит отметить, что только 14,2 % опрошенных состоят в общинной организации, как таковой. Осмелимся предположить, что языческое индивидуальное большинство (75 % респондентов не состоят в «родноверческих» организациях), готовы стать членами как языческой общины, так и союза общин во всероссийском формате. Также достаточно показательным является тот факт, что данный вопрос стал одним из наиболее «затруднительных» закрытых вопросов анкеты: 11 % респондентов (47 человек из 429) не смогли по тем или иным причинам указать свой общинный статус. Кроме того, стоит обратить внимание на следующий вопрос анкеты: a именно на определение «лидерского функционала». Наряду с религиозной деятельностью лидера общины, как первоочередной, за которую высказалось 41,7 % респондентов, ключевые позиции занимает деятельность информационная (20,7 %) и административная (10,3 %), которая связана непосредственно с работой на местах, по координированию деятельности региональных языческих образований. Выбор данных отраслей, на наш взгляд, свидетельствует об определенных внутренних проблемах в данных сферах языческого взаимодействия. Последнее, является причиной большого количества внеинституциональных членов движения присутствующих на празднике. При этом, язычники-индивидуалы, в качестве желаемого структурного устройства рассматривают именно языческий общинный институт, сильный и централизованный.
Третий вопрос анкеты, напротив, вызвал наименьшее затруднение у опрошенных. Только трое язычников не высказали своего отношения к проблеме государственно-языческого взаимодействия. Между тем, вопрос о десекуляризационных процессах в современном обществе является одним из самых дискуссионных в зарубежной и отечественной историографии [10].
Исходя из данных проведённого опроса, можно сделать вывод о том, что преобладающее число адептов «родноверия» на институциональном уровне готовы выйти из «языческого подполья», путем возвращение религиозной деятельности в публичное пространство. Инструментарий возвращения – широкое информационное освещение, с одной стороны, и централизованное взаимодействие с другой.
Таким образом, «дистилляция религиозного сознания» [7] на макроуровне начинает трансформироваться в идею о «деприватизации» [3] – возвращении религии в публичное пространство. Наблюдается наделение данной формы осознания мира социально значимой роли в обществе.
Иначе обстоит дело с микроуровниевым компонентом, где по-прежнему наблюдается крипторелигиозное отношение к вере. В нём мировоззренческая составляющая выходит на первый план, оставляя далеко позади иные функции религиозного взаимодействия адептов.