Идея создания всеобщей науки «Scientia generalis», заключавшей в себя полный свод и систематизацию всех накопленных знаний о мире, стояла перед умами крупнейших мыслителей Нового времени, эпохи сложной и противоречивой, в которой причудливо переплелись перспективные естественнонаучные идеи, основанные на опытном знании, и традиционные мифологические, магические, мистические представления о мире. Испанский средневековый философ-мистик Раймунд Луллий (1235–1315) в главном своем труде «Великое искусство» или «Ars magna» один из первых изложил идеи комбинаторного искусства и лежащего в его основе алфавита первоначал или первопринципов, которые являлись одновременно атрибутами Бога и мироздания. Благодаря комбинации этих «первоначал», которые выражали любое божественное творение, человек получал возможность познать все, что доступно познанию. «Великое искусство» Р. Луллия распространялось, подобно метафизике и логике, на все сущее, но отличалось от них своими принципами. Как высшая из всех человеческих наук, она рассматривала сущее как в метафизическом, так и в логическом модусе бытия, не делая различий между ними. Одновременно это искусство являлось методом нахождения общих и особенных принципов для каждой отдельной науки, так как они содержались в ее высших принципах. Луллов алфавит представлял собой таблицу, состоящую из шести разделов, каждый из которых содержал девять категорий. Важно, что достоверность этих категорий, их порядок и полнота таблицы не подлежали логическому обоснованию, но были результатом Божественного Откровения. Таким образом, философия Лулла представляла собой сочетание мистицизма с христианским неоплатонизмом, согласно которому категории, определяющие человеческое познание, идентичны божественным идеям, лежащим в основе мироздания. При этом само комбинирование понятий не являлось основным разделом философии Лулла. Оно лишь иллюстрировало полученную в результате мистического озарения картину божественных основ миропорядка [1, с. 330–355]. Вместе с тем, сама вера философа в возможность, исходя из немногих принципов, лежащих одновременно в основе, как бытия, так и человеческого знания, познать все, доступное познанию, вдохновляла многих выдающихся мыслителей последующих эпох. Сам же алфавит, благодаря тому, что заключал в себе систематизированные и подготовленные к комбинированию важнейшие для средневековой мысли понятия, долгое время являлся фундаментом последующего развития комбинаторного искусства. Однако постепенно теория Лулла теряла свое философско-мистическое содержание и превращалась в формальный механизм, который привлекал иллюзией эффективности своего функционирования. Божественные откровения теперь сменялись поисками некоего универсального языка, который связывался с новой математикой и логикой, свободной от мистики и способной без чрезмерной траты умственных сил решать научные проблемы. Плохо то, что эта идея трансформировалась в очередную сциентистскую утопию. Г. Лейбниц наивно ожидал от новой «всеобщей науки» не только приумножение знаний, но и, ни много ни мало, увеличение человеческого счастья [3, с. 445]. Хотя, возможно, сама идея осчастливить человечество была, скорее всего, лишь психологической мотивацией его научной деятельности [2].